Последнее десятилетие совка - 4
Aug. 10th, 2015 11:09 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
shipreck_sОригинал взят у ![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
baxus в Последнее десятилетие совка - 4
Факт остаётся фактом: водка, вино, пиво, шалманы, сигареты, дрожжи, сахар, а позже - многие другие продукты, крупы, мука, каши, молочные изделия, и так далее - всё это - исчезло буквально в течение 1985-1988 года.
1989 год я запомнил, как самый тяжёлый. Может быть, потому, что уже курил, и вплотную столкнулся с кризисом табачных изделий. А может, он и в самом деле стал пиковым: ещё практически не было так называемых "коммерческих отделов", в которых можно было купить всё, но - по рыночной, а не государственной, цене (и цена эта ой как кусалась для большинства населения), т.е. невозможно было достать ничего, даже имея деньги. Даже имея шальные деньги, которые многие тогда уже имели.
В то же время вовсю шуровали кооператоры, и любая тема поднимала дико, потому что даже пирожки по 20 копеек, выпекаемые тут же неопрятной тётей, могли принести запросто рублей так сто в день, что равнялось месячной зарплате уборщицы или учительницы младших классов.
Варёнки, кроссовки, первые поставки ширпотреба из Китая, и шоколадок из Европы... Но кроссовки не съешь. А с едой была жопа. В большинстве магазинов вообще стояли бесконечные мозаики из консервов с морской капустой или огромные шайбы-банки с селедкой (не знаю, видимо, продукт был настолько вкусен и прекрасен, что его даже в условиях полной жопы никто есть не хотел).
А ещё помню, как я пытался купить... спички! )) Просто шел и пытался купить. И не было спичек. В итоге прошел три магазина, дошел до кооперативного "комка", и купил за бешеные (по тем меркам) деньги (3 рубля, чтоль) зажигалку китайскую, одноразовую.
И это - в Москве и ближайшем Подмосковье. В провинции к тому времени всё было намного худее.
Летом 89-го - вот тут не знаю, боюсь соврать, но толи постановление какое вышло, толи просто так совпало - начали раздавать землю подмосковную под дачи. Шесть соток. Рабочим и служащим. Толи власти всерьёз опасались голода, толи в самом деле в рамках каких-то реформ - не ведаю. Но получили очень многие из наших знакомых, работавшие на самых разных предприятиях и в учреждениях. Дали и отцу участок, в тридцати километрах от Москвы.
Тогда все совершенно одичали: люди всерьёз готовились к голодной зиме, поэтому все, кто был одарен землёй, немедленно поехали сажать туда всё, что только можно. Поддались массовому психозу и мы.
Это было совхозное поле, бывшее, которое было еще даже не размежовано. Коллективным разумом решили тупо: каждому - по грядке, от дороги и до леса. Нам, на беду, полагалось не 6 соток, а 10,5 (батя нахимичил чего-то там, вовремя предъявил авторские свидетельства на изобретения, вычитав, что по какому-то там закону, ему дополнительно за это полагается, вот и хапнули), и нам нарезали полторы грядки. Мы всё засеяли картошкой, и так хуево я лето ни до, ни после 1989 года не проводил ни разу в своей жизни.
...Картошку мы, в итоге, собрали, чуть не разъебали нашу машину этой картошкой, пока свозили её в гараж в подвал, да так она там и сгнила по большей части (гараж был далеко, и пиздюхать туда лезть в холодный грязный погреб - нуегонах, легче было купить, тем более, что голод так и не случился).
1990 год. Толи я разбогател настолько, толи коммерческие отделы расплодились и расширили ассортимент, толи и то и другое, но в общем в Москве я не помню проблем что-то "достать". Всё окончательно встало на рельсы рыночной полулегальной торговли, торговали все и всем. На всех уровнях. Популярный анекдот 1990 года: встречаются два российских бизнесмена, один говорит: продам вагон мармелада за полтора ляма. Вторый отвечает - куплю вагон мармелада за миллион. Ударили по рукам и разошлись. Один пошёл искать вагон мармелада, другой - миллион...
Мне 1990 год запомнился гибелью Виктора Цоя и моей поездкой на его похороны. Он был моим кумиром тогда, по юности.
Питер меня тогда поразил до глубины души... я бывал в этом городе и не раз ещё в советском детстве. Мне он казался чем-то совершенно инородным: холодным, чопорным, каким-то... чужим, чтоль? И демонстративно отчуждённым от тебя, высокомерным, на каком-то недосягаемом совершенно культурном уровне. Ну, мы естественно приезжали как туристы, ходили там по музеям-эрмитажам, петродворец, петропавловка, вся хурма...
В августе 1990-го Питер произвел на меня впечатление промотавшегося спившегося аристократа. Я шёл от метро сквозь строй нищих старушек, торговавших ВСЕМ, что можно себе представить и нельзя. Нет, вы поймите правильно: в Москве точно такие же шеренги стояли, может, и больше даже. Но дело в том, что Москву-то я всю жизнь воспринимал как эдакую распиздяйскую ярмарку, кичливый многолюдный толчок, одни большие "Лужники", или, кто более в истории силён - "Сухаревка", впремешку с вечной "Хитровкой". В Москве эти бабушки у метро встали - как тут и были всегда. Они и по сей день в переходах стоят, если чо. Никто, никакая власть и никакая цена на баррель их вывести не в состоянии. Лужкова перестояли, десяток милицейских начальников московских перестояли, и оленевода перестоят. А Питер... жалкое зрелище: он словно периодически вспоминал о своей былой надменности, скользил ледяным взглядом, но тут же вспоминал и о своей нужде, и лёд менялся голодным пламенем умоляющего, униженного попрошайки...
Был август, была могила Цоя (ещё без памятника, просто с портретом). У могилы постоянно кто-то дежурил из последнего состава группы "Кино". А люди шли и шли.
С кладбища до квартиры друзей, у которых остановился, я поймал такси за пачку дерьмовых югославских сигарет Cameo (так, кажется, они назывались)... деньги людей интересовали всё меньше - слишком быстро всё дорожало и исчезало.
1991 год. Его ещё предстоит осмыслить и переосмыслить тем, кто когда-то будет подводить итоги.
Я обещал писать про собственные тактильные ощущения, и буду верен себе: начался этот год совершенно тупой и грабительской реформой ныне покойного бывшего фининспектора, дорвавшегося до кресла премьер-министра, Павлова Валентина Сергеевича. Через неделю после воцарения этот кекс запилил указ об обмене купюр в 50 и 100 рублей на новые, и ограничении хождения старых. Предполагалось крепко вдарить по так называемой торговой мафии и цеховикам, давно уже легализовавшимся и сконвертировавшим капиталы в надёжные доллары. На всё про всё Павлов отвёл населению три дня, если мне не изменяет память.
...У сберкасс выстроились длиннющие очереди, из которых на скорой увезли не одну старушку: больше всего от реформы пострадали те, кто под матрацем держал "похоронные" тысячу или полторы. Скопленных за всю тяжёлую жизнь. Всю жизнь их обирали и грабили, и ограбили напоследок, не смогли удержаться.
Хотя формально обмен проводился без ограничений, на местах из-за большого количества желающих просто не могли не начать вводить ограничения - физически не хватало налички и вообще. Ад творился кромешный.
И вот на этой ноте мы подходим к главному. Ради чего я всё это писал.
Я свидетельствую: даже с точки зрения сегодняшнего дня (а Россия сегодня - не самая богатая и процветающая страна, в ней по-прежнему очень много людей за чертой бедности, людей без будущего, очень много проблем, экономических, территориальных, и так далее) - советский человек в 1991 году был низведён (в массе своей) до совершенно скотского существования. Даже, повторюсь, по сравнению с днём сегодняшним российским. И не говоря уже про сравнения со всякими там западными странами и их жизнью.
Скотское существование было как в быту и мелочах - вытирали жопу газетой, т.к. достать хорошую туалетную бумагу было просто невозможно даже за деньги. И делали вид, что это ничуть не унижает наше достоинство.
Или вот например моя матушка работала в центральной московской аптеке (после ухода из НИИ). Тогда, в 1989-90, им чуть ли не единственным продолжали поставлять Tampax и, кажется, O.b. Вы знаете, какая огромная разница для женщины, чем пользоваться в эти дни - импортным тампаксом или русской ватой? Пусть вам женщины разъяснят, я думаю, оно доходчивее будет. Матушка моя - человек совершенно бескорыстный была, а могла бы, наверное, целое состояние на этом сделать - её все знакомые осаждали, женского и даже мужского пола (для своих женщин), и всем она "доставала", и отдавала, как есть. И ещё мучилась, потому что переживала, что как-то нечестно получается: но на прилавке оные тампоны разметались в сию секунду, удовлетворить московский спрос было просто нереально, и шансов просто пойти и купить, как люди, не было никаких...
Однако скотское существование было ещё и в глобальном смысле: люди с большой тревогой смотрели в будущее. Вообще, это нельзя назвать "смотрели в будущее". Подсознательно все, даже самые упоротые, понимали: всё, приплыли. Тупик. Вялое состояние нестояния. Ничего не работает. Телек блажит херню. Генеральный секретарь всё чего-то там ускоряется, запускает какие-то процессы и радуется, что они "уже идут". На практике всё работает на какой-то чудовищной инерции, которая рано или поздно закончится, большие колёса механизма уже заклинило, маленькие ещё продолжают, визжа и скрипя, что-то вяло накручивать, плюс отовсюду лезет нечто пугающе новое, уже появляются, страшно сказать, миллионеры, вчерашние гадкие спекулянты нынче - предприниматели, и даже хозяева жизни, и вообще всё как-то зыбко, страшно, непонятно.
Когда человек смотрит и не видит своего будущего - это существование скотины. Это свинья в свинарнике живёт и наслаждается днём сегодняшним, ни в коей мере не задумываясь (просто не в состоянии, слава Богу) о дне завтрашнем. Завтра может быть под хряка поставят и оплодотворят, а может - забьют нафиг. Точно также построена была система угнетения в лагерях, тюрьмах, от нацистских до ГУЛАГа: обречённый не знал своего будущего и не мог его никак предполагать. Могли завтра загнобить, убить. Могли наоборот приподнять и подогреть.
И знаете, что самое ужасное? Несмотря на всю творящуюся дрянь, эти люди вовсе не роптали. Они не говорили (несмотря на гласность и демократизацию) - да елки-палки, до чего ж довёл страну этот чертов Горбачев, эта чертова коммунистическая партия - пойдем, скинем их нафиг! - да, отдельные возгласы были, но массовых протестов - считай, не было вовсе.
Окончательно замордованные, напрочь лишённые будущего, душевные инвалиды - эти люди пытались выжить и смотрели безо всякого ропота, как исчезают их сбережения, как их грабит какой-то финансовый мудак, который совсем потерял связь с реалиями... и с тревогой пялились в горизонт будущего: о-ой, щас плохо, а завтра-то, наверное, ещё хуже будет?! - как прогноз погоды, ей-богу.
Когда случился путч - на улицы вышло в Москве (по разным данным) до 100 000 человек. Ну, некоторые считают, что 150 тысяч. Опять же, смотря когда вышло - в начале, или в конце?
Провинция вообще осталась равнодушна: там только откровенные фрики и психи отреагировали на события в Москве какими-либо действиями.
Никто из замордованного населения не вышел ни на защиту СССР (хотя ещё в марте 1991 года проголосовали большинством за сохранение оного СССР), ни побороться за то, чтоб СССР побыстрее сдох. Искалеченные люди жевали с трудом добытое и с тревогой в коровьих глазах смотрели в будущее, которое не сулило им ничего хорошего. На своё освобождение из "концлагеря совка" большинство из них смотрело, как коровы - на изгнание под зиму из тёплого коровника...
Так закончился СССР.
Сейчас, конечно, эти люди (те, кто дожил до наших дней) - плюс воспитанная ими, СССР-а не помнящая, но помнящая, что это "что-то очень хорошее" молодая поросль любят повтирать за то, как пиздато было там жить, какой подлец Горбачев, сломавший всю систему, и вообще - пиндосы, американцы, суки-сволочи, сгубили такую хорошую страну... С ними бесполезно спорить, ибо во-первых это просто неправильно - спорить с человеком, который в живую не видел того времени, во-вторых - это глупо, т.к. слава Богу, кости трупа СССР давно истлели, и второй раз может повториться что угодно, но только не это, не будет никакого "СССР 2.0", как бы кто не мечтал об этом.
И в-третьих... в-третьих, думается мне, скоро опять заиграет Шопен. И будет звучать надрывно, в мажорной своей части порождая какую-то поистине демоническую надежду на лучшее...
baxus в Последнее десятилетие совка - 4Факт остаётся фактом: водка, вино, пиво, шалманы, сигареты, дрожжи, сахар, а позже - многие другие продукты, крупы, мука, каши, молочные изделия, и так далее - всё это - исчезло буквально в течение 1985-1988 года.
1989 год я запомнил, как самый тяжёлый. Может быть, потому, что уже курил, и вплотную столкнулся с кризисом табачных изделий. А может, он и в самом деле стал пиковым: ещё практически не было так называемых "коммерческих отделов", в которых можно было купить всё, но - по рыночной, а не государственной, цене (и цена эта ой как кусалась для большинства населения), т.е. невозможно было достать ничего, даже имея деньги. Даже имея шальные деньги, которые многие тогда уже имели.
В то же время вовсю шуровали кооператоры, и любая тема поднимала дико, потому что даже пирожки по 20 копеек, выпекаемые тут же неопрятной тётей, могли принести запросто рублей так сто в день, что равнялось месячной зарплате уборщицы или учительницы младших классов.
Варёнки, кроссовки, первые поставки ширпотреба из Китая, и шоколадок из Европы... Но кроссовки не съешь. А с едой была жопа. В большинстве магазинов вообще стояли бесконечные мозаики из консервов с морской капустой или огромные шайбы-банки с селедкой (не знаю, видимо, продукт был настолько вкусен и прекрасен, что его даже в условиях полной жопы никто есть не хотел).
А ещё помню, как я пытался купить... спички! )) Просто шел и пытался купить. И не было спичек. В итоге прошел три магазина, дошел до кооперативного "комка", и купил за бешеные (по тем меркам) деньги (3 рубля, чтоль) зажигалку китайскую, одноразовую.
И это - в Москве и ближайшем Подмосковье. В провинции к тому времени всё было намного худее.
Летом 89-го - вот тут не знаю, боюсь соврать, но толи постановление какое вышло, толи просто так совпало - начали раздавать землю подмосковную под дачи. Шесть соток. Рабочим и служащим. Толи власти всерьёз опасались голода, толи в самом деле в рамках каких-то реформ - не ведаю. Но получили очень многие из наших знакомых, работавшие на самых разных предприятиях и в учреждениях. Дали и отцу участок, в тридцати километрах от Москвы.
Тогда все совершенно одичали: люди всерьёз готовились к голодной зиме, поэтому все, кто был одарен землёй, немедленно поехали сажать туда всё, что только можно. Поддались массовому психозу и мы.
Это было совхозное поле, бывшее, которое было еще даже не размежовано. Коллективным разумом решили тупо: каждому - по грядке, от дороги и до леса. Нам, на беду, полагалось не 6 соток, а 10,5 (батя нахимичил чего-то там, вовремя предъявил авторские свидетельства на изобретения, вычитав, что по какому-то там закону, ему дополнительно за это полагается, вот и хапнули), и нам нарезали полторы грядки. Мы всё засеяли картошкой, и так хуево я лето ни до, ни после 1989 года не проводил ни разу в своей жизни.
...Картошку мы, в итоге, собрали, чуть не разъебали нашу машину этой картошкой, пока свозили её в гараж в подвал, да так она там и сгнила по большей части (гараж был далеко, и пиздюхать туда лезть в холодный грязный погреб - нуегонах, легче было купить, тем более, что голод так и не случился).
1990 год. Толи я разбогател настолько, толи коммерческие отделы расплодились и расширили ассортимент, толи и то и другое, но в общем в Москве я не помню проблем что-то "достать". Всё окончательно встало на рельсы рыночной полулегальной торговли, торговали все и всем. На всех уровнях. Популярный анекдот 1990 года: встречаются два российских бизнесмена, один говорит: продам вагон мармелада за полтора ляма. Вторый отвечает - куплю вагон мармелада за миллион. Ударили по рукам и разошлись. Один пошёл искать вагон мармелада, другой - миллион...
Мне 1990 год запомнился гибелью Виктора Цоя и моей поездкой на его похороны. Он был моим кумиром тогда, по юности.
Питер меня тогда поразил до глубины души... я бывал в этом городе и не раз ещё в советском детстве. Мне он казался чем-то совершенно инородным: холодным, чопорным, каким-то... чужим, чтоль? И демонстративно отчуждённым от тебя, высокомерным, на каком-то недосягаемом совершенно культурном уровне. Ну, мы естественно приезжали как туристы, ходили там по музеям-эрмитажам, петродворец, петропавловка, вся хурма...
В августе 1990-го Питер произвел на меня впечатление промотавшегося спившегося аристократа. Я шёл от метро сквозь строй нищих старушек, торговавших ВСЕМ, что можно себе представить и нельзя. Нет, вы поймите правильно: в Москве точно такие же шеренги стояли, может, и больше даже. Но дело в том, что Москву-то я всю жизнь воспринимал как эдакую распиздяйскую ярмарку, кичливый многолюдный толчок, одни большие "Лужники", или, кто более в истории силён - "Сухаревка", впремешку с вечной "Хитровкой". В Москве эти бабушки у метро встали - как тут и были всегда. Они и по сей день в переходах стоят, если чо. Никто, никакая власть и никакая цена на баррель их вывести не в состоянии. Лужкова перестояли, десяток милицейских начальников московских перестояли, и оленевода перестоят. А Питер... жалкое зрелище: он словно периодически вспоминал о своей былой надменности, скользил ледяным взглядом, но тут же вспоминал и о своей нужде, и лёд менялся голодным пламенем умоляющего, униженного попрошайки...
Был август, была могила Цоя (ещё без памятника, просто с портретом). У могилы постоянно кто-то дежурил из последнего состава группы "Кино". А люди шли и шли.
С кладбища до квартиры друзей, у которых остановился, я поймал такси за пачку дерьмовых югославских сигарет Cameo (так, кажется, они назывались)... деньги людей интересовали всё меньше - слишком быстро всё дорожало и исчезало.
1991 год. Его ещё предстоит осмыслить и переосмыслить тем, кто когда-то будет подводить итоги.
Я обещал писать про собственные тактильные ощущения, и буду верен себе: начался этот год совершенно тупой и грабительской реформой ныне покойного бывшего фининспектора, дорвавшегося до кресла премьер-министра, Павлова Валентина Сергеевича. Через неделю после воцарения этот кекс запилил указ об обмене купюр в 50 и 100 рублей на новые, и ограничении хождения старых. Предполагалось крепко вдарить по так называемой торговой мафии и цеховикам, давно уже легализовавшимся и сконвертировавшим капиталы в надёжные доллары. На всё про всё Павлов отвёл населению три дня, если мне не изменяет память.
...У сберкасс выстроились длиннющие очереди, из которых на скорой увезли не одну старушку: больше всего от реформы пострадали те, кто под матрацем держал "похоронные" тысячу или полторы. Скопленных за всю тяжёлую жизнь. Всю жизнь их обирали и грабили, и ограбили напоследок, не смогли удержаться.
Хотя формально обмен проводился без ограничений, на местах из-за большого количества желающих просто не могли не начать вводить ограничения - физически не хватало налички и вообще. Ад творился кромешный.
И вот на этой ноте мы подходим к главному. Ради чего я всё это писал.
Я свидетельствую: даже с точки зрения сегодняшнего дня (а Россия сегодня - не самая богатая и процветающая страна, в ней по-прежнему очень много людей за чертой бедности, людей без будущего, очень много проблем, экономических, территориальных, и так далее) - советский человек в 1991 году был низведён (в массе своей) до совершенно скотского существования. Даже, повторюсь, по сравнению с днём сегодняшним российским. И не говоря уже про сравнения со всякими там западными странами и их жизнью.
Скотское существование было как в быту и мелочах - вытирали жопу газетой, т.к. достать хорошую туалетную бумагу было просто невозможно даже за деньги. И делали вид, что это ничуть не унижает наше достоинство.
Или вот например моя матушка работала в центральной московской аптеке (после ухода из НИИ). Тогда, в 1989-90, им чуть ли не единственным продолжали поставлять Tampax и, кажется, O.b. Вы знаете, какая огромная разница для женщины, чем пользоваться в эти дни - импортным тампаксом или русской ватой? Пусть вам женщины разъяснят, я думаю, оно доходчивее будет. Матушка моя - человек совершенно бескорыстный была, а могла бы, наверное, целое состояние на этом сделать - её все знакомые осаждали, женского и даже мужского пола (для своих женщин), и всем она "доставала", и отдавала, как есть. И ещё мучилась, потому что переживала, что как-то нечестно получается: но на прилавке оные тампоны разметались в сию секунду, удовлетворить московский спрос было просто нереально, и шансов просто пойти и купить, как люди, не было никаких...
Однако скотское существование было ещё и в глобальном смысле: люди с большой тревогой смотрели в будущее. Вообще, это нельзя назвать "смотрели в будущее". Подсознательно все, даже самые упоротые, понимали: всё, приплыли. Тупик. Вялое состояние нестояния. Ничего не работает. Телек блажит херню. Генеральный секретарь всё чего-то там ускоряется, запускает какие-то процессы и радуется, что они "уже идут". На практике всё работает на какой-то чудовищной инерции, которая рано или поздно закончится, большие колёса механизма уже заклинило, маленькие ещё продолжают, визжа и скрипя, что-то вяло накручивать, плюс отовсюду лезет нечто пугающе новое, уже появляются, страшно сказать, миллионеры, вчерашние гадкие спекулянты нынче - предприниматели, и даже хозяева жизни, и вообще всё как-то зыбко, страшно, непонятно.
Когда человек смотрит и не видит своего будущего - это существование скотины. Это свинья в свинарнике живёт и наслаждается днём сегодняшним, ни в коей мере не задумываясь (просто не в состоянии, слава Богу) о дне завтрашнем. Завтра может быть под хряка поставят и оплодотворят, а может - забьют нафиг. Точно также построена была система угнетения в лагерях, тюрьмах, от нацистских до ГУЛАГа: обречённый не знал своего будущего и не мог его никак предполагать. Могли завтра загнобить, убить. Могли наоборот приподнять и подогреть.
И знаете, что самое ужасное? Несмотря на всю творящуюся дрянь, эти люди вовсе не роптали. Они не говорили (несмотря на гласность и демократизацию) - да елки-палки, до чего ж довёл страну этот чертов Горбачев, эта чертова коммунистическая партия - пойдем, скинем их нафиг! - да, отдельные возгласы были, но массовых протестов - считай, не было вовсе.
Окончательно замордованные, напрочь лишённые будущего, душевные инвалиды - эти люди пытались выжить и смотрели безо всякого ропота, как исчезают их сбережения, как их грабит какой-то финансовый мудак, который совсем потерял связь с реалиями... и с тревогой пялились в горизонт будущего: о-ой, щас плохо, а завтра-то, наверное, ещё хуже будет?! - как прогноз погоды, ей-богу.
Когда случился путч - на улицы вышло в Москве (по разным данным) до 100 000 человек. Ну, некоторые считают, что 150 тысяч. Опять же, смотря когда вышло - в начале, или в конце?
Провинция вообще осталась равнодушна: там только откровенные фрики и психи отреагировали на события в Москве какими-либо действиями.
Никто из замордованного населения не вышел ни на защиту СССР (хотя ещё в марте 1991 года проголосовали большинством за сохранение оного СССР), ни побороться за то, чтоб СССР побыстрее сдох. Искалеченные люди жевали с трудом добытое и с тревогой в коровьих глазах смотрели в будущее, которое не сулило им ничего хорошего. На своё освобождение из "концлагеря совка" большинство из них смотрело, как коровы - на изгнание под зиму из тёплого коровника...
Так закончился СССР.
Сейчас, конечно, эти люди (те, кто дожил до наших дней) - плюс воспитанная ими, СССР-а не помнящая, но помнящая, что это "что-то очень хорошее" молодая поросль любят повтирать за то, как пиздато было там жить, какой подлец Горбачев, сломавший всю систему, и вообще - пиндосы, американцы, суки-сволочи, сгубили такую хорошую страну... С ними бесполезно спорить, ибо во-первых это просто неправильно - спорить с человеком, который в живую не видел того времени, во-вторых - это глупо, т.к. слава Богу, кости трупа СССР давно истлели, и второй раз может повториться что угодно, но только не это, не будет никакого "СССР 2.0", как бы кто не мечтал об этом.
И в-третьих... в-третьих, думается мне, скоро опять заиграет Шопен. И будет звучать надрывно, в мажорной своей части порождая какую-то поистине демоническую надежду на лучшее...
